Продолжение беседы с доктором филологических наук Татьяны МИРОНОВОЙ. И коснемся важнейших понятий русского языка и национального самосознания: кто для нас ближний? Кто такой свой? И кто — свободный?..
КТО ДЛЯ НАС БЛИЖНИЙ?
Две главные христианские заповеди даны нам для благочестивой жизни и спасения души. Первая — возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею мыслию твоею. Вторая — возлюби искреннего твоего как самого себя. Так написано в Евангелии от Матфея. То же читаем в Евангелии от Луки: возлюби ближнего твоего как самого себя. А еще в Евангелии от Иоанна: «Нет любви больше той, если кто душу свою положит за други своя».
Искренний, ближний, друг — таковы в русском православии имена тех, кого мы должны любить и за кого должны быть готовы на самопожертвование. Как же размыты и извращены сегодня значения этих слов!
Ближним именуется любой человек, оказавшийся рядом. Другом мы называем просто хорошего знакомого, а слово «искренний» и вовсе вызывает удивление. Сегодня оно означает — откровенный, неложный.
Вот и получается, что христианский призыв возлюбить искреннего, ближнего, возлюбить друга своего понимается нами неправильно. Ибо эти слова в русском языке резко изменили свое значение. Обратимся к их исконному смыслу, чтобы увидеть, кого же наши предки почитали своим другом и ближним.
«ИСКРЕННИЙ» — ИЗ ОДНОГО КОРНЯ
Слово «искренний» в славянском языке родственно понятиям «искра» и «корень». Оно означало «высеченный из общего кресала, духовно и кровно родной человек, ветвь одного со мною корня». Христианство всегда мыслилось единым духовным кресалом для всех, кто, взяв крест, шел за Господом. Поэтому понятие «искренний мой» именует только православного христианина. И более никого!
Христианское выражение «ближний мой» имеет еще более узкий смысл. Человеку, раненному разбойниками, ближним был тот, что не прошел мимо, а оказал помощь.
Ближний — тот, кто откликается на зов о помощи, кто всегда готов быть близ тебя. На Руси только родного человека называли «близок». Вот и духовно родной, православный христианин именуется нами ближним.
«ДРУЗИ МОИ»
И совсем строго понималось искони славянское слово «друг», означавшее «соратник». Разумело оно, что рядом с тобой всегда есть такой же надежный, преданный воин, как ты. Други-воины на Руси составляли дружины — то, что сегодня назвали бы «мое второе я». И слово это изначально родилось как обозначение ратников на поле боя, дружинников, плечом к плечу стоявших за свою свободу и веру.
Так кто же христианину друг? Его соратник, единомысленник, воин, вместе с ним идущий в наступление. И более никто! Вот за кого призывает Господь в заповеди «положить душу свою». И при этом властно отделяет нас, христиан, от всех прочих, называя «друзи мои».
Но сегодня в друзья и ближние нам записывают всех иноверцев, что подрывает основы веры, выставляемой в виде непотребной женщины, готовой всякого заключить в свои объятия.
КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО РУССКОГО САМОСОЗНАНИЯ
Почему еще русская душа так отзывчива на евангельскую заповедь «положи душу свою за други своя»? Понятие «други своя» для нее врожденное. Оно входит в нас с русским языком. Само слово «свой» было и есть коренное, ключевое для русского самосознания. Это открытие сделано академиком ТРУБАЧЕВЫМ, когда он реконструировал древнейшие понятия русской культуры, на которых наши предки строили дом, семью, а главное, веру. Эти понятия живы в нас и по сей день — они суть идеалы, образцы, установки жизни русского человека.
Идея своего как лучшего, доброго, правильного пронизывает всю русскую жизнь. А сегодня нам старательно внушают обратное: что русская-де натура широка, всеохватна и всечеловечна. И мы должны мыслить себя в образе недалекого простеца, распахивающего двери и свой хлебосольный дом любому инородцу, открывающего свою душу любому иноверцу и усердно прислуживающему им во всем.
Но язык наш — первый свидетель того, что русские никогда не были настежь распахнуты для чужаков. Они честно и нелицемерно разделяли мир на своих и чужих. Своими первоначально, еще до принятия христианства, были для русских люди одного рода. Одной крови.
Древний корень «сво» означал «рождать». Следовательно, свой — это «родной, единокровный». Такое понимание выражено в формулах народной мудрости: свой своему поневоле брат; всякая сосна своему бору шумит. Из такого смысла родства вырастало и понимание своего как всего Богом установленного, Богу угодного, правильного. И вот вам законы русской жизни: как Бог положил, так и живи; всяк жив своим умом да своим горбом; всякому зерну своя борозда; всякая избушка своей крышей крыта. И коли «свой» изначально несло в себе мысль о богоустановленности всего, чем богат русский человек в этой жизни (здоровье, имение, родня, доля), то и убежден был русский, что «свое» — это подходящее именно для него. Хорошее, доброе, благое...
Так рождались правила русской жизни, где всякому свое любо-дорого. Всякая птица свое гнездо вьет. Свой уголок других краше. И даже свой сухарь лучше чужих пирогов.
И поскольку свое — это родное и Богом данное, то русские понимали, что Родина, Отчизна тоже своя. Потому и сохранилось в русском языке понятие «восвояси» — «к себе домой, в свои пределы». Исстари не глянулась нам чужбина. Не садись-де под чужой забор! Лучше в крапиву, да в свой…
«СВОБОДНЫЙ» — ЭТО САМ СВОЙ
Именно с пониманием своего как родного и правильного связано у русских представление о свободе. Корень этого слова тот же, что и в слове «свой». Свободный — это «сам свой, принадлежащий себе». Вспомним, например, что в нашем языке есть выражение «сам не свой», то есть подчинившийся чему-то чуждому: человеку ли, идее, болезни — не суть.
Все «свое» говорит русскому о его свободе. Своя рука — владыка. Не князь, не дворянин, а в своем дому господин. Со своим уставом в чужой монастырь не ходи. В своем гнезде и голубь коршуну глаз выклюет.
Неволя, плен, тягота, несчастье, связывающее свободу человека, именуется по-русски «не свой брат». И голод — не свой брат, и палка — не свой брат. Зато своя — волюшка-раздолюшка! Свое — широко полюшко. Своя — краса-березонька. Свой вкуснее — хлебушко…
Заметим, что слово «свой», пронизавшее все русское сознание, могло рождать и такие единичные уродства, как «моя хата с краю». Это когда взгляд человека дальше своего забора ничего не видывал, выше своей избы не возлетывал. Ох, сколько нынче таких уродов развелось на нашей земле...
…Но будем помнить самое главное. Русские из рода в род берегли коренной, древний смысл слова: свое — это вера и Родина. Други своя — единокровные и единоверные братья. Свое — это свобода жить по законам отцов.
«Я буду царствовать!»
Ничего не было занимательнее для путешественника последних столетий Римской империи, как посещение Египта. Точно в новом мире чувствовал себя здесь пришелец из других провинций . Подобно мумиям, хранились здесь остатки древнейшей в мире образованности, в сравнении с которой культуры древних греков и римлян представляются нам как бы вчерашними... Самая природа Египта производила глубокое впечатление. Величайшая в мире, могучая река с ее неведомыми истоками, ее правильный ежегодный разлив, превращавший Египет в большое озеро, со всеми благотворными последствиями этого разлива, – с «дарами Нила», оригинальная растительность Египта, невиданные животные – все это возбуждало величайший интерес. Возвращаясь на родину, в Рим или в Грецию, путешественники хотели как будто увековечить впечатление от всего виденного в Египте в изображениях из мозаики и фресок в своих домах. Смотря на эти изображения, они живо представляли себе, как на водах, обросших белыми цветами лотоса, плавают египетские болотные птицы, между высоким камышом и береговыми кустами скрывается гиппопотам, притаился крокодил, на берегу прокрадывается ихневмон , вьется змея, охорашивается ибис и приглаживает перья своим кривым носом, а там пальмы на тонких стеблях высоко раскинули над чащей свою пеструю крону... .
В Александрии поражала путников кипучая торгово-промышленная жизнь, со всем шумом разнообразных увеселений и крайней распущенностью нравов, но стоило только – сухим ли путем, на верблюде или на барке по Нилу – хотя на несколько часов расстояния проникнуть внутрь страны, как безмолвие и тишина охватывали путешественника, составляя резкую противоположность шуму, суете и давке большого города, его блеску и роскоши. Дух отдаленного прошлого, казалось, веял на его душу с высоты пирамид и обелисков... Дворцы фараонов тихо и незаметно обращались в развалины, песок засыпал, напевая как бы похоронную песнь, аллеи из сфинксов, колоссы, древние храмы с загадочными письменами... Только пирамиды мощно противостояли всеразрушающему времени: подобно горам высились они на возвышенной скалистой равнине к западу от Мемфиса. Тогда еще грабительская рука не коснулась этих вековечных памятников, еще целы были гранитные ступени, покрывавшие их сверху донизу, еще никто не нарушал беспробудного покоя «сынов солнца» в их саркофагах, в каменной груди пирамид .
Далее к югу, в Верхнем Египте, путников манили к себе стовратные Фивы. Там, на западном берегу Нила, среди молчаливых развалин они еще за четыре часа пути могли уже видеть два огромных колосса: лишь только всходило жаркое египетское солнце и оба колосса простирали по молчаливой пустыне свою чудовищную тень, в воздухе раздавалось таинственное, тихое, но ясно слышимое пение... То –не шум от легких ударов, то не звук надорвавшейся струны, не удары в медный кимвал, не протяжный звук человеческого голоса нарушали мертвенную тишину: это – колосс Мемнона, с тесно прижатыми к груди руками, оглашал молчаливую пустыню, как бы приветствуя солнце... Но можно ли перечислить все дива Древнего Египта – гробницы в горах среди ужасных пустынь, лабиринт, храмы, так ярко озаряемые полуденным солнцем, что не видно было ни малейшего признака тени, знаменитые колодцы, отражавшие в известный день в один и тот же час солнечный диск, золотивший всю поверхность до самых краев воды и так далее. Сотни надписей, сохранившихся до нашего времени, красноречиво говорят о том чарующем удивлении, которое испытывали путешественники в этой стране, и одна из них, на греческом языке, гласит: «Те, которые не видели этого, ничего не видели! Счастлив, кто видел это!»
Но с течением времени в Египет устремились путники другого рода, чем прежде. Не диковинки древнего Кеми, – Египет прославился изумительными подвигами, ознаменовавшими торжество духа над плотью, в лице Великих Антония и Пахомия, Макария, Аммона и многих других. Не забота о сохранении бренного праха по смерти, нет! Их окрыляло стремление очистить душу от всех страстей и тем достигнуть воистину бессмертной жизни в вечных обителях Отца Небесного. «Не столь светло небо, украшенное миллионами звезд, как пустыня Египетская, в которой всюду виднеются жилища иноков. Кто знает тот древний, богоборный, беснующийся Египет, – Египет, преклонявшийся пред животными, трепетавший пред луком в огороде, тот вполне уверует в дивную силу Христа, – говорит Златоуст. – Египетская пустыня лучше рая! Мы увидим там в образе человеческом лики ангелов, сонмы мучеников, собрание дев. Увидим, как мучительство сатаны низложено, и, вместо того, ярко сияет царство Христа. Увидим, что Египет, некогда матерь чародеев, изобретший все виды волшебства, теперь славится – Крестом!» .
В конце VI века появились в пышной столице Египта два знаменитых путешественника: строгий подвижник из Палестины блаженный Иоанн Мосх и его высокообразованный ученик и «верное чадо» Софроний, впоследствии патриарх Иерусалимский. Посетив все храмы и знаменитые обители в Александрии и ее окрестностях, они вознамерились проникнуть в местности, бывшие колыбелью и рассадником подвижничества. Горные хребты, образуя нильскую долину, представляют в своих каменистых скатах и ущельях удобные местности для отшельнической жизни, и там-то, вскоре после кончины Великого Антония, появились обители – к востоку от Нила до самого Чермного моря и древнего Синая, а к западу – до страшных пустынь ливийских. В ливийских горах, почти на равном расстоянии от Александрии и древней столицы Египта – Мемфиса, возвышается местность, известная, благодаря своей почве, под именем Нитрийской горы. Там-то находилась славная Нитрийская пустыня, «град Божий», прославленный именами Макария, Серапиона, Пафнутия, Памво, Пиора, Хрония... А в близлежащей местности – множество одиноких келий... Но самой дикой, ужасной пустыней считалась Скитская, лежащая ближе к Нилу. Чтобы добраться до этих местностей, нужно было преодолеть страшные трудности. Бурное озеро Мареотис, дикие звери, множество крокодилов, топкие болота, раскаленные пески, дикие хищники – вот что грозило на пути, но все это не останавливало наших путников. Посетив знаменитые местности, «собирая, подобно пчеле, полезное для душ, ищущих спасения», они пустились в отдаленную Фиваиду.
Мы знаем чувства туристов древнего мира при виде египетских достопримечательностей. С какими чувствами вступали на прославленную почву Египта путешественники, искавшие не удовлетворения своей любознательности, но высшего духовного назидания? Не мертвые камни с своими надписями,– живой голос Церкви говорит нам об этом.
«Радуйся, Египте верный! Радуйся, Ливия преподобная! Радуйся, Фиваида избранная! Радуйтесь, всякое место, град и страна, воспитавшие граждан Небесного Царствия, возродившие их в воздержании и болезнях и явившие их для Бога совершенными мужами желаний!»
«Мы прибыли в Фиваиду и в городе Антиное собрались у софиста Фимамона», – говорит Иоанн Мосх.
Город Антиноя, или Антинополь, лежал на восточном берегу Нила. Теперь Шех-Абаде указывает на место древнего города. Против Антиноя находился на другом берегу Нила Гермополь, теперь Ашмунейм. На восточном берегу Нила, в Аравийских горах, встречаем много пещер, бывших прежде каменоломнями и гробницами, а потом прославившихся чудесами подвижничества. То были знаменитые Фиваидские уединения. Начинаясь от теперешней Миэты, они тянулись далеко на юг... Но главной и последней целью благочестивого путешествия был отдаленный Оазис, в самых недрах страшной пустыни, лежавшей почти в 700 стадиях к западу от Нила.
Возможно ли дать понятие о тех ужасных лишениях, которым должны были подвергнуться наши путники, прежде чем достигнуть Оазиса? Подвижные пески, долгие каменистые хамады , жгучий зной, сопровождаемый резкими понижениями температуры ночью, яд горячего ветра, пыльные смерчи, небо без облаков и земля без тени, громадность пути – все это составляет тяжелые препятствия для перехода. Ввиду беспредельности пустыни, страшной, зловещей тишины и полного отсутствия жизни, человек чувствует себя потерянным, беспомощным, ничтожным. Все кругом него окрашено в какой-то зловещий, изжелта-серый, пыльный цвет, потому что ветер всюду заносит частицы пыли. После сильных песчаных бурь, когда кажется, будто ветер вылетает из раскаленной печи, – так он горяч и сух, – пыль долго висит в воздухе и небо делается красно-желтым, а солнце тусклым огненным шаром. Вечером темные утесы хамад горят, как раскаленные уголья, в лучах заходящего солнца. Ночью же небо Сахары расстилается над нею в несравненной красоте. В это время температура так понижается, что вместо страшной жары, мучившей днем путника, он испытывает холод, от которого должен кутаться в шерстяное одеяло. Караваны всего охотнее выступают с привала именно ночью, с восходом луны, если только не боятся сбиться с пути. В долгие часы такого странствия мрачная хамада вполне овладевает душой человека, покоряет его своею необъятностью, безмолвием, страшным отсутствием звука, мрачною тенью ночных громад и волшебством лунного освещения... Взятая в запас вода быстро исчезает, и начинаются страшные мучения от жажды. Сознание мутится, наступают галлюцинации. Истомленному путнику кажется, будто он заключен на дне ужасной пропасти, из которой тщетно старается выбраться. Он успокоится только тогда, когда наступит смерть, и его труп, возле которого вольный ветер пустыни насыпает песчаный холм, быстро превращается в сухую, черную мумию. «Весь день, в самый разгар зноя шли мы без отдыха по холмам, камням и песку, и за это время наш запас воды истощился, – пишет один новейший исследователь Сахары. – Мои люди были крайне изнурены... Верблюды наши тоже изнемогали... Высоко поднимался наш лютый враг – солнце. Страшная жажда стала нас мучить, рот и глотка потеряли последнюю влажность, и томление сделалось беспредельным... Я стал впадать в бессознательное состояние, в какой-то полусон, который, пожалуй, был бы приятным, если бы не жгучее чувство сухости во рту и глотке.
Вся моя молодость стала проходить передо мною, – все, что я любил, что мне было дорого. По временам я приходил в себя и с ужасом думал: неужели скоро конец? Неужели так рано я окончу жизнь мою? А солнце невыносимо жгло, и вся окрестность дрожала и словно летела кверху...» .
В Антиное, в гостях у Фимамона, наши путники отдохнули. Время прошло незаметно в оживленной, поучительной беседе. От Фимамона выслушали они чудную повесть о раскаянии страшного разбойника Давида. Но еще более интересовались они рассказами о дивном подвижнике Льве, жившем в Оазисе : они горели желанием увидать его лицом к лицу, беседовать с ним и получить от него духовную пользу.
Спустившись по Нилу, они вступили в ужасную пустыню... Что они испытали, каким опасностям подвергались, осталось неизвестным. Новейшие путешественники во всех подробностях день за днем рассказывают нам о своих путешествиях. Наши скромные путники не искали славы у людей. «В царствование императора и кесаря Тиберия прибыли мы в Оазис»–вот все, что мы знаем...
Наконец, показались признаки близости Оазиса. Измученные борьбой со всевозможными трудностями, наши путешественники с нетерпением вперяли свои потухающие, мутные взоры в показавшуюся на горизонте желанную полосу пальмовой рощи. «С радостью, для которой нет сравнения, – говорит тот же путешественник, – путник следит, как понемногу эта полоска растет и как определяются ее подробности. Вот уже можно различить изящные вершины, которые тихо колеблются на высоких, стройных стволах, будто приветствуют издали бредущего к ним путника. Он любуется чарующим изяществом каждой группы пальм и уже соображает, где будет стоять шатер его, где насладится он тенью, влагой и красотою оаза. Ему еще не видна людская жизнь: все его чувства поглощены радостью созерцания прелестной царицы оазов. Что оаз без пальмы? Только пальма защищает и спасает его от смерти, которой обречено все в пустыне» .
Вот и самый Оазис... В самом значительном населенном месте, называемом также Оазисом, стояли еще развалины древнего языческого храма времен Дария Гистаспа, было много и других зданий эпохи Птолемеев и Цезарей. Вся обитаемая полоса земли простиралась на 20 миль в длину и в средине – на 2/3 мили.
Чудное впечатление производит оазис на путника, изведавшего ужасы пустыни! Под тенью высоких и стройных финиковых пальм виднеются группы абрикосовых и персиковых деревьев, гранатник с его огненно-красными цветами, апельсиновое дерево и другие. Виноградная лоза обвивает стволы пальм и зеленеющими гирляндами перекидывается с одного дерева на другое. Среди зелени виднеются скромные жилища обитателей оаза, глиняные мазанки, впрочем ютящиеся более по краям, чтобы не пропадал даром ни один уголок благословенной почвы. В оазе с успехом возделывают рис, пшеницу, ячмень, дурру , хлопок, фруктовые деревья, но все же царицей оаза остается пальма. «Трудно вообразить, – говорит путешественник, – сколько драгоценнейших свойств и незаменимой помощи находит для себя человек в этом чудесном дереве среди бедного мира пустыни. Финиковая пальма – счастье человека, надежда и радость путника, лучший дар неба для сынов Сахары...»
Густые чащи пальм образовались там, где в глубине оаза струятся ключи чистой воды, охраняемой от солнца благодетельным покровом вечно свежей зелени.
Со времени Псамметиха в Оазисе жила греческая колония с острова Самоса. Во времена империи этот отдаленный уголок земли, на самом краю цивилизованного мира, служил ссылкой. В Оазисе с ужасом рассказывали еще в VI веке о судьбе закоренелого в своем злочестии старика Нестория, о том, как он был захвачен в плен дикарями пустыни, как злая неволя не сокрушила его гордой души и как, наконец, страшная кара Божия поразила его в назидание грядущим родам.
Вокруг Оазиса носились свирепые сыны пустыни из племени берберов. Арабы назвали их туарегами, что значит «покинутые». Покинутые Богом и людьми – какое страшное имя! Сами они, впрочем, охотнее зовут себя имошар или Masirh – мазиками. У них сохранились в неприкосновенности обычаи незапамятной старины, но – что говорить об их обычаях, когда одно слово всецело определяет туарега – разбойник и убийца! Так же, как во времена Мосха, так же, как в незапамятную старину, так и теперь поют они кровожадную песнь про самих себя:
Рано утром выступят они
и к вечеру будут на месте,
и нападут внезапно на тебя,
когда ты лежишь уже сонный в постели.
Что может быть лучше –
ударишь на богатого,
на того, кто стоит
посредине лежащего кругом него стада,
кто сладко покоится на коврах,
под шерстяными одеялами,
чей желудок наполнен зерном,
сваренным с мясом,
кто упитан растопленным маслом
и теплым молоком верблюда!
Приятно вонзить в его холеное тело
острое, как игла, копье.
И слушать его крики,
пока душа не покинет его...
Но голодные, оборванные, хотя и сильные телом хищники нападали не на одних богатых: отрешившиеся от всего мирского подвижники Оазиса также жили постоянно под страхом варварского нашествия. Да, в Оазисе мог жить только тот, кто, как великий Иларион, мог сказать о себе: «Когда ничего нет – нечего бояться! Смерти же не боюсь, потому что готов умереть! ».
Собравшись с силами после трудного путешествия, блаженный Иоанн Мосх и Софроний вступили в мир безмолвия и дивных подвигов, лишь одному Богу ведомых, в мир святых отшельников. О, как желали бы мы перенестись в то отдаленное время и насладиться беседами дивных мужей, уже отрешившихся даже видимым образом от мира и в своем стремлении к Богу и вечности удалившихся на самую грань земного бытия! И вот наши путники видят наконец того, для лицезрения которого не побоялись ужасов пустыни, – великого подвижника Льва. Много удивительного слышали они о нем! Но то, что сами испытали, превзошло их ожидания! «Мы очень хорошо узнали этого святого мужа! – радостно восклицал Мосх. – Много душевной пользы получили, изумляясь его глубокому смирению, полному бескорыстию, его безмолвию и бесконечной любви, озарявшей все его существо».
Однако многое в речах дивного старца было загадочно и непонятно. Так, например, он часто повторял:
– Поверьте, чада, я буду царствовать!
– Что ты говоришь, авва? Это невозможно...
– Вот увидите: я буду царствовать!
– Да ведь теперь на троне – достойный и благородный Тиберий... Оазис среди пустыни, где ты обитаешь, и – столица империи... Да если бы ты и не здесь подвизался, если бы ты был в миру и служил в войске – припомни, царствовал ли кто из Каппадокии?
– Что ни говорите – я буду царствовать!
– Великий авва, мы возрадовались радостью детей, увидавших отца, когда пришли к тебе... Но, прости нас, ты напрасно питаешь такие мысли...
И ничем не могли разубедить его.
Тем не менее мы не могли не отдаваться всей душой неотразимому влечению, которое, подобно магниту, устремляло наши сердца к дивному старцу. Говорил ли он – его слово шло прямо в душу и там властно создавало соответственные чувства и расположения. Молчал ли он – точно теплота веяла от него, все согревавшая, возбуждавшая все силы души на всякий подвиг... Не это ли признак царственности? – думали мы.
Однако, как ни отрадно и ни благотворно было пребывание на Оазисе для наших путников, они должны были оставить его. Трогательно простившись со всеми, они со слезами облобызали великого старца.
– Так вспомните, чада, мое слово: я скоро буду царствовать! – сказал им авва Лев на прощание, и лицо его вдруг стало как бы огненным .
С не меньшими трудностями наши путники вернулись в Антинополь. Отдохнув здесь после тяжкого перехода, во время которого едва избежали смерти от нападения варваров, не раз показывавшихся в пустыне, они уже готовились подняться по Нилу до Александрии, как были поражены и глубоко огорчены вестями из Оазиса... Вот что произошло на другой день после их удаления. Лишь только закатилось жаркое солнце Сахары, и над безмолвной пустыней загорелись яркие звезды чудного африканского неба, и отшельники удалились в свои уединенные келии для возношения теплых молитв к Престолу Всевышнего, как вдруг тишина ночи была нарушена потрясающими воплями ужаса. Огромное зарево загорелось в пустыне. То было знаком появления страшных мазиков, этих бичей пустыни... К утру трудно было узнать так еще недавно цветущий оазис. Порублены были стройные пальмы, потоптаны прекрасно возделанные нивы... Там и сям валялись убитые и истерзанные... Множество народу было захвачено в плен и отведено в глубину пустыни. Только укрепленное поселение уцелело: стоявший там отряд войска отразил хищников. Не пощадили варвары и смиренных отшельников, захватив в числе других авву Иоанна, бывшего чтеца великой Константинопольской церкви, посетившего, подобно Мосху и Софронию, отдаленный оазис не столько по собственному желанию, сколько по поручению начальства, но оставшегося здесь навсегда, авву Феодора и авву Евстафия Римлянина. Однако дивному Льву удалось избежать опасности: ему пришлось этот вечер пробыть в городе, куда он прибыл для продажи своих изделий. На другой день он явился ангелом-утешителем пострадавших, если только можно утешить безутешных, потерявших то, что всего дороже на земле человеку, отцов и матерей, лишившихся опоры своей старости, осиротелых детей, вдов и так далее.
Но более всего любвеобильное сердце аввы сокрушалось о печальной участи старцев-иноков Иоанна, Евстафия и Феодора. Все трое были очень немощны.
Около полудня в Оазисе явился один из варваров, ведя за собою пленного авву Иоанна.
У него были богатые родственники в Константинополе.
– Отведите меня в город, – говорил он варварам. – Епископ заплатит вам за меня двадцать четыре номисмы .
Явившись к епископу Оазиса, авва Иоанн просил заплатить за него обещанный выкуп. Из Константинополя, по его просьбе, он получит сумму денег, необходимую для уплаты долга.
Бедный авва! Он едва держался на ногах. Одежды его были изорваны. Слезы ручьем текли по его щекам. Его вид возбуждал общую жалость. Все плакали, смотря на него.
К несчастию, епископ не мог найти более восьми номисм, которые и были предложены варвару. Но тот не согласился на это:
– Отдайте мне все двадцать четыре номисмы или инока! В противном случае все пленные на виду у вас будут замучены...
Денег не было. Пришлось со слезами, с рыданиями отдать авву Иоанна варвару, который, с железною цепью на шее, повел пленника в свой стан в пустыне...
Прошло три дня. Авва Лев, взяв восемь номисм, один удалился в пустыню и, явившись в стан варваров, обратился к ним с таким предложением:
– Возьмите восемь номисм и меня и отпустите иноков. Вы видите – все они слабы, больны. Кто их купит у вас? Могут ли они работать? Ведь все равно вам придется умертвить их. Но я – здоров, могу много работать...
Варвары согласились на очевидно выгодную замену. Со слезами обняв своего освободителя, три инока возвратились в Оазис. Авва Лев остался в плену, радуясь и благодаря Бога. Но недолго пришлось и ему пробыть у варваров. Он так истомился после первого же перехода по страшной пустыне, что не мог стоять на ногах. Мазики обезглавили его и бросили тело в пустыне...
«Так – авва Лев поступил по Писанию, – замечает блаженный Иоанн Моcх. – Болши сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Тогда-то и мы поняли смысл его слов: "Я буду царствовать!"
Он подлинно достиг царственной высоты, положив душу свою за други своя!»
5 декабря 2018 года Церковь чтит юбилейный день памяти святого благоверного князя Михаила Ярославича Тверского — 700-летие со дня преставления .
Первыми и важнейшими функциями древнерусского князя были отнюдь не воинские походы, а распорядительные, фискальные и правоохранительные функции. По сути, княжеский двор являлся прототипом современной областной администрации вкупе с ОВД. Можно сказать, удельные князья были прототипами современных глав региональных правительств, губернаторов и мэров. Но, в отличие от последних, среди них встречались люди, которые не только на словах, но и на деле были патриотами своей земли, жертвуя жизнью ради своих поданных.
Духовные подвиги молодого княжича
В первой половине ХIII века на Русскую землю напали татары, пожгли много городов и сел, беспощадно избили тысячи людей. Многих увели в плен в страшное рабство, обложили народ тяжелой данью. Кроме этого бедствия, продолжались междоусобные распри между князьями: они то оспаривали друг у друга право на великокняжеский престол, когда отправлялись в Орду на поклон ханам, то клеветали один на другого. В это весьма тяжелое время жил князь Михаил Ярославич Тверской . Отец его, князь Ярослав Ярославич (в крещении Афанасий, 1230-1271 гг., первый самостоятельный князь Тверской) — брат (1221-1263 гг.), занимал семь лет великокняжеский престол, после смерти Александра.
Михаил Ярославич родился в 1271 году, уже после смерти своего отца. Его мать, княгиня Ксения, воспитала сына в духе древлеправославной веры и заботливо научила его грамоте.
Молодой княжич любил читать Божественные книги, избегал детских игр и веселых собраний и усердно посещал храм. Часто тайком от всех в тишине ночной он возносил свои горячие молитвы ко Господу. Не любил он роскошных яств, вел жизнь воздержную и благочестивую, украшая душу свою цветами добродетелей. Так Михаил стяжал страх Божий — начало всякой премудрости. С особенной любовью он относился к нищим и убогим и подавал им щедрую милостыню. Кто терпел беды, тот смело шел к своему князю, зная, что у него найдет помощь и заступление; кого постигали несчастия и скорби, тот получал от него слово утешения и одобрения. Святая жизнь князя была поучительна для всех, и все почитали его за благочестие и участие к людям.
В 1294 году князь Михаил становится супругом ростовской княжны Анны. В 1299 г. у них родилась дочь Феодора, которая скончалась во младенчестве; в 1300 г. — сын Димитрий, в 1301 г. — Александр, в 1306 г. — Константин, а в 1309 г. — Василий.
Противостояние князей
Тяжелое время тогда переживала Русь: князья часто поднимались один на другого и часто правому приходилось оружием отстаивать свои права. Прежде чем вступить на престол, Михаил, по вынужденному для Руси обычаю того времени, отправился в Орду на поклон хану.
Великокняжеский престол занимали тогда сыновья Александра Невского: Андрей (1255-1304 гг.) и Димитрий (1250-1294 гг.). Между двумя братьями часто происходили усобицы. Князь Андрей привел татар, которые взяли четырнадцать городов, в том числе Москву и Владимир, сильно разграбили страну и собирались идти на Тверь. Сильно были опечалены тверичи тем, что их князя с ними не было. Но они целовали крест, что станут биться с неприятелем из-за стен города до последней крайности и ни за что не сдадутся. Из других княжеств в Тверь сбежалось много людей, которые также готовы были сразиться с недругом. И в это самое время Михаил Ярославич возвращался из Орды. С величайшей радостью услышали жители Тверского княжества весть о возвращении своего князя; они вышли навстречу ему с крестным ходом. Но татары, узнав о приходе Михаила, не пошли на Тверь.
Житие повествует, что князь Михаил Ярославич был высок ростом, силен и отважен. Бояре и народ его любили. Усердно читал Божественные книги, усердно жертвовал на храмы, почитал иноческий и священнический чин. Пьянства не терпел и всегда отличался воздержанностью.
Он желал иноческого или мученического подвига, и Господь судил ему скончаться мучеником. Когда умер великий князь Андрей Александрович, старшим в роде стал теперь князь Тверской Михаил Ярославич, именно к нему на службу перешли и бояре умершего великого князя. Но права старейшинства начал оспаривать у него двоюродный племянник, московский князьЮрий (Георгий) Даниилович (1281-1325 гг.), хотя он и не был старшим в княжеском роде.
Новый великий князь Михаил должен был отправиться в Орду, чтобы там получить ярлык на великокняжеский Владимирский престол. Туда же отправился и князь московский. Когда он проезжал через Владимир, митрополит Киевский и всея Руси Максим (XII век — 6 декабря 1305 г.), предвидя начинающуюся усобицу, с мольбою возбранял московскому князю идти в Орду и добиваться великокняжеской власти. Юрий же уверял владыку, что едет не оспаривать право на великокняжеский престол, а «по своим делам». Он отправился в Орду и встретился там с тверским князем. Татары были очень корыстолюбивы. Они желали получить как можно больше даров и говорили князю Юрию московскому: «Если ты дашь больше даров, чем князь Михаил Тверской, мы дадим тебе великое княжение ». Такие речи сильно смутили московского князя, и он стал добиваться великокняжеской власти. Великий раздор начался между князьями.
Юрий всячески старался склонить хана на свою сторону; он давал в Орде большие дары. Михаил Ярославич принужден был также много тратить денег, «которые собирались с бедного народа, и была великая тягота в Русской земле. Распря между князьями усилилась ». Однако великокняжеская власть осталась за Михаилом Тверским. С московским князем племянник Александра Невского заключил мир, но согласия между ними все-таки не было: борьба Москвы с Тверью продолжалась. Тем временем в Орде занял престол молодой хан Узбек (ок. 1283-1341 гг.). Михаил Ярославич должен был отправиться на поклон к новому хану, чтобы получить от него пайдзу (ханская грамота) на великое княжение. И на этот раз великокняжеский престол остался за ним. После того благоверный князь возвратился на Русь.
Князь московский, на обиды которого жаловался хану Михаил, был вызван в Орду и пробыл там около трех лет. Юрий через ханских вельмож употребил все средства, чтобы склонить хана на свою сторону, он успел сблизиться с ханским семейством, даже породнился с ханом, вступив в брак с сестрой его Кончакой (во святом крещении нареченная Агафией). Ярлык на великокняжеский престол хан Узбек дал теперь своему зятю, князю Юрию. Вместе с ним хан отпустил на Русь послов своих, а во главе их — Кавгадыя, одного из своих приближенных. Михаил с кротостью отказался от великокняжеского достоинства; он послал сказать Юрию:
Брат, если хан дал тебе великое княжение, то я уступаю тебе. Княжи, только будь доволен своим и не вступайся в мой удел.
Первая военная победа Тверского князя
Но великий князь московский не хотел примирения с Тверским князем Михаилом. Собрав большое войско, вместе с Кавгадыем он напал на Тверское княжество, жег города и селения. «Враги забирали мужей и жен и предавали их различным мучениям, поруганиям и смерти. Опустошив Тверское княжество по одну сторону Волги, они готовились напасть и на другую его часть, заволжскую. Скорбя о бедствиях Русской земли, благочестивый князь Михаил призвал Тверского епископа и бояр и сказал им: «Разве не уступил я своему сроднику? Я претерпел все, думая, что беда эта скоро кончится. Ныне же вижу, что князь Юрий ищет моей головы. Ни в чем не виновен я перед ним; если же виновен, скажите, в чем?» Епископ и бояре, проливая слезы, в один голос отвечали князю: «Ты прав, князь наш, во всем. Перед племянником твоим ты обнаружил такое смирение, а они за это хотят опустошить все княжество. Иди же против них, государь, а мы готовы за тебя сложить свои головы ».
Михаил ответил:
Братия! Вам известно, что сказано во святом Евангелии: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Ныне нам предстоит отдать свою жизнь за множество народа, плененного и избитого врагами.
Тверской князь Михаил собрал свои полки и мужественно вышел навстречу неприятелю. Враги встретились в сорока верстах от Твери (22 декабря 1317 года в селе Бортеневе). Войско московского князя не выдержало натиска тверского войска и поспешно побежало.
«Князь Михаил преследовал врагов, и бесчисленное множество воинов, побитых и смятых конями, усеяли ратное поле; они лежали, как снопы на поле во время жатвы ». Великий князь Юрий с остатком войска бежал (в Торжок, а оттуда — в Великий Новгород). Его жена Кончака, много князей, татар взято было победителями в плен.
Козни Юрия Московского против Михаила Ярославича
Видя поражение Юрия, Кавгадый на другой день после битвы явился в Тверь и просил мира. Михаил принял его с честью, поверив его льстивым речам, щедро одарил Кавгадыя и его людей и отпустил с честью. Между тем великий князь московский собрал новое войско и с ним снова двинулся к Твери. Михаил не хотел еще раз напрасно проливать христианскую кровь и настоял на заключении мира князьями.
В это время в Твери неожиданно скончалась супруга великого князя — Кончака. Появился слух, что великую княгиню в Твери отравили. Московский князь и Кавгадый поспешили в Орду. Они написали на Тверского князя Михаила многие лжесвидетельства, будто бы он, собрав много дани по городам, хотел бежать к немцам, а к хану идти не хотел, что вообще он не повинуется ханской власти. Кавгадый не хотел, чтобы тверской князь приехал в Орду и смог оправдаться. Поэтому он стал уговаривать хана, что надо скорее посылать на князя Михаила войско. Но в августе 1318 года благоверный князь Михаил отправился к хану, говоря своему духовному отцу. «Отче, — говорил святой князь, — много заботился я о том, чтобы помочь христианам, но за грехи мои им приходится терпеть много тягостей из-за наших раздоров. Теперь благослови меня, отче: может, мне придется пролить кровь мою за народ православный ».
Простился князь со своими близкими на берегу реки Нерли. Михаила Ярославича провожали супруга княгиня Анна и сын его князь Василий. Здесь князь навеки простился с ними. Во Владимире их встретил ханский посол Ахмыл. «Спеши в Орду, — сказал он Михаилу, — хан ждет тебя; если через месяц ты не явишься, царь решил идти войной на твое княжество. Кавгадый оговорил тебя перед ханом, что ты не придешь к нему ». Тогда бояре стали отговаривать князя от поездки к хану: «Вот сын твой в Орде, пошли еще другого ». Также и сыновья говорили ему: «Возлюбленный родитель, не езди сам в Орду, лучше пошли кого-либо из нас; ведь на тебя возвели клевету перед ханом. Пережди до тех пор, пока пройдет его гнев ».
Но Тверской князь с твердостью отвечал:
Знайте, мои дорогие дети, не вас требует хан, но меня; моей головы он хочет. Если я уклонюсь от поездки к хану, то отчина моя будет опустошена и множество христиан избито, да и сам я не избегну тогда смерти; не лучше ли же ныне положить мне свою душу за многих.
Страдалец за народ
Готовясь к смерти, князь написал завещание, распределив между сыновьями города своего княжества, и простился с ними. Неправеден был суд в Орде. Судьи выставили против князя обвинения: «Ты был горд и не покорялся хану, срамил его посла и бился с ним; побил многих татар и не давал хану дани; собирался с казною бежать к немцам; посылал казну папе; уморил жену князя Юрия ». Злорадный Кавгадый не только был судьей, но и обвинителем и лживым свидетелем против Тверского князя: он отвергал все оправдания Михаила, возводил ложные обвинения на доблестного князя и оправдал своих сторонников. После разбирательства пристрастные судьи донесли хану, что Михаил Ярослави виновен и заслуживает смерти.
Был же Михаил в Орде у царя полтора месяца, а Кавгадый царю беспрестанно клеветал на него. Царь же, призвав князей своих, сказал им: «Судите Михаила Ярославича с Юрием Даниловичем, и, рассудив, мне скажите». И сели князья на судище, и начали судить Михаила с Юрием, и все помогали Юрию, и многие вины возлагали на Михаила. Если что и отвечал Михаил, то мимо пропускали словеса его. А которые словеса и правдивыми были, но они все их презирали, прилежно же внимали словам Кавгадыя, ибо этот был своя, и обвинитель, и на свою душу все брал, но заставлял верить себе всех. Потом разошлись, и их поставить повелели в следующую неделю на суде. И царю сказали, так говоря: «Князь Михаил Ярославич по суду достоин смерти, а твое великое слово вольного царя — как ты повелишь. И о многих винах его говорили царю. (Лицевой Летописный свод).
Так тверской князь остался один в руках безбожных. Одно лишь утешение было у него — это молитва, и страстотерпец, не питая злобы на своих врагов, стал воспевать богодухновенные псалмы. На другой день татары возложили на шею святого тяжелую колоду, чтобы увеличить мучения блаженного.
В то время хан двинулся на охоту к берегам Терека. По обычаю, его должна была сопровождать вся Орда. Повлекли также и Михаила. Тягостно было это передвижение для страдальца. На его шее лежала тяжелая колода; каждую ночь в ту же самую колоду заключали и руки тверского князя. Одно лишь утешало его: к нему были допущены игумен, священники и сын его Константин.
————————
Библиотека Русской веры. Лицевой летописный свод
→
Кавгадый и теперь не оставлял узника, но только старался увеличивать его страдания. С целью надругаться над Михаилом, он велел вывести его на торг, где было много народа. Здесь он приказал поставить князя на колени перед собой и насмехался над ним. Сбежалась толпа зевак и с любопытством смотрела на того, кто сидел прежде на великокняжеском престоле в чести и славе, а ныне в оковах переносил поругание. Целых двадцать шесть дней томился страдалец. Не раз слуги предлагали ему: «Господин наш, великий князь, уже готовы у нас для тебя проводники и кони. Беги в горы, спаси себе жизнь ». Но великий князь твердо отвечал им:
Я и прежде никогда не бегал от врагов моих, не сделаю этого и ныне. Если я один спасусь, а бояре и слуги мои останутся здесь в беде, то какая мне честь будет за это? Не могу сделать этого. Да будет Господня воля!
5 декабря , в день своего отшествия ко Господу, рано утром Михаил Ярославич велел совершить заутреню и Божественную литургию. С сердечным вниманием, обливаясь слезами, слушал князь Божественную службу, исповедался и приобщился святых Христовых Таин. Он готовился к смерти, потому что той ночью видел сон, извещавший его о кончине.
После литургии князь простился с духовенством, которое было с ним. Потом он позвал к себе сына, князя Константина. Михаил дал ему последнее наставление о том, как надо держать ему православную веру, почитать храмы Божии, проявлять милосердие к людям. Вдруг в шатер вбежал княжеский отрок и испуганным голосом сказал: «Государь, идут Кавгадый и Юрий со множеством народа и прямо к твоему шатру ». Тогда страдалец кротко заметил: «Знаю, зачем они идут, — убить меня ». Затем он отослал сына своего Константина.
Кавгадый и князь московский остановились на торгу, недалеко от шатра тверского князя, и сошли с коней. Отсюда они послали убийц к князю. «Как дикие звери, убийцы вскочили в шатер. Схватив князя за колоду, убийцы ударили его о стену, так что стена шатра проломилась. Князь поднялся было на ноги. Тогда лютые убийцы всей толпой набросились на него, топтали ногами, немилосердно били; потом один из них, кстати, русский житель Москвы, по прозвищу Романцев, выхватив нож, поразил им князя в бок и повернул несколько раз нож в ране, наконец, вырезал сердце. Так предал в руки Господа святую душу свою страдалец Христов. Толпа татар и русских, бывших в Орде, набросилась на палатку убитого князя и разграбила ее. Увидев обнаженное тело князя, Кавгадый с укором сказал князю Юрию Даниловичу: «Разве он не старший тебе брат, все равно как отец? Что же тело его лежит без покрова, брошенное на поругание всем? Возьми его и вези в свою землю, погреби его, по вашему обычаю ».
Князь Юрий велел своим слугам прикрыть обнаженное тело святого, и один из них покрыл его своей верхней одеждой. Потом князь Юрий приказал положить тело на большую доску, а доску поднять на повозку и крепко привязать.
Явленные чудеса над телом убиенного князя
Святое тело князя Михаила, по приказанию московского князя, повезли в реку Адежь, «еже зовется горесть». «Ночью два сторожа были приставлены охранять тело убитого. Но сильный страх напал на них, и они убежали от повозки, где лежало тело мученика. Рано утром они возвратились на свое место, и видят дивное чудо: тело же лежало особо, раной к земле. Правая рука святого была подложена под его лицо, а левая находилась у раны. Удивительно то, что в степи рыскало много хищных зверей, и ни один из них не посмел прикоснуться к телу мученика. В ту же ночь многие из христиан и иноверных видели, как два облака осеняли то место, где находилось честное тело убиенного князя. Они то сходились, то расходились, и сияли, точно солнце».
Купцы, знавшие князя Михаила Ярославича, хотели покрыть тело его дорогими тканями и поставить в святом храме. Однако бояре князя Юрия не позволяли им сделать этого; они поместили его в хлеве и приставили стражу. Но Бог прославил дивным образом мощи Своего угодника: многие из жителей по ночам видели, что над тем местом поднимался огненный столб от земли до неба. Другие видели радугу, которая склонялась над хлевом, и светлых всадников, которые носились в воздухе над колесницей.
Тело князя-мученика привезли в Москву и погребли в кремлевском Спасском монастыре. не знала о мученической кончине своего супруга. Через год возвратился от хана князь Юрий с великокняжеским ярлыком. Он привез с собою из Орды тверских бояр и князя Константина Михайловича. Тогда тверичане узнали о смерти своего князя и о погребении его в Москве. Княгиня Анна и дети святого Михаила просили князя московского перевезти святые мощи мученика в Тверь. Юрий едва дал свое согласие. Святые мощи благоверного князя Михаила были перенесены в Тверь и погребены в построенном им соборном храме Преображения Господа нашего Исуса Христа.
Церковное почитание, угроза деканонизации и таинственное исчезновение мощей
Михаил Тверской был канонизирован Русской Православной Церковью в лике благоверных в 1549 году, на втором Макарьевском соборе в Москве. В 1632 году состоялось обретение мощей князя. Днём памяти считается 5 декабря. Житие Михаила было написано его духовником Александром, игуменом Тверского Отроча монастыря, вскоре после гибели князя. Александр сопровождал князя в Орду и был очевидцем произошедших там событий. Однако святой князь Михаил, как и его супруга, благоверная княгиня Анна Кашинская, пострадал после раскола Русской Православной Церкви. До раскола он имел в день памяти службу всенощного бдения, но был понижен до рядовой службы.
«Понижение» его в службе, как и деканонизация Анны Кашинской и других Тверских святых, было одним из последствий церковной реформы XVII века — как проявление своеобразного гонения не только на живых приверженцев старой веры, но и на всякие свидетельства истинности дореформенного православия, как запечатленные в иконописных и литературных памятниках, так же и в нетленных мощах святых. Но почитание деканонизированных, пониженных в богослужебном статусе, святых сохранялось в полной мере у старообрядцев.
В 1934 году тверской Спасо-Преображенский храм начали постепенно уничтожать. В ночь с 3 на 4 апреля 1935 года собор был взорван. После этого события следы мощей благоверного князя теряются. Однако доподлинно известно, что некоторые мощи тверских святых, в частности, преподобного Ефрема Новоторжского, были перевезены в ленинградский музей истории религии и атеизма, основанный в 1932 году и располагавшийся в известном Казанском соборе. Не исключено, что и мощи Михаила Тверского до сих пор хранятся в каком-нибудь запаснике музейных правопреемников этого советского учреждения.
Октябрь 31
02:40 2013
В Вильнюсе торжественно перезахоронены останки семи советских воинов. Священник Олег Шляхтенко на отпевании сказал слово памяти, в котором призвал понимать и ценить подвиг погибших за всех нас воинов.
26 октября 2013 года в столице Литвы, городе Вильнюс на Антакальнисском воинском кладбище состоялось торжественное перезахоронение останков семи советских воинов. Останки воинов в количестве семи человек были обнаружены 10 июля 2011 года в районе уже несуществующей деревни Малиново, Пабрадской сенюнии, Швенчёнского района. В братской могиле обнаружили останки бойцов со следами оказания медицинской помощи — шинами, протезами, ампутациями. Имена шестерых из семи воинов удалось установить.
Собственно, важным моментом деятельности Ассоциации военной истории «Забытые солдаты» (Uzmirsti kareiviai) и является не только найти останки погибших воинов, но установление личностей погибших, и поиск их родственников с дальнейшим увековечению памяти павших воинов. Найденные во время всех экспедиций кости бойцов, впоследствии исследуют эксперты. В первую очередь общественная организация занимается поиском останков советских воинов Второй Мировой войны и русских воинов Первой Мировой войны, но и к найденным останкам немецких солдат относятся трепетно, и они захороняются на кладбище немецких воинов в вильнюсском парке Вингис.
Два года ассоциация «Забытые солдаты» договаривалась с государственными структурами о перезахоронении останков данных бойцов, но дело всё никак не двигигалось с «мёртвой точки», но, казалось бы в самый трудный момент (за долгое время именно сейчас наиболее напряжённые отношения между Литвой и Россией), именно сейчас произошло чудо. Власти Литвы пошли на встречу и не просто разрешили перезахоронить воинов, но и организовали это с почётным воинским караулом. Это был по-настоящему акт доброй воли до той степени, что трудно было поверить глазам, когда видишь литовских воинов почётного караула, несущих православный крест, гробы с останками советских воинов и отдающих им честь.
И это на фоне того, что некоторые политики (вплоть до целых фракций в Сейме) продолжают «борьбу» с так называемыми «оккупантами», как будто в Литве им и заниматься больше нечем. Например, депутат-«консерватор» Сейма Литвы Кятстутис Масюлис, не дожидаясь решения городских властей, потребовал немедленно убрать стелу победителям с кладбища. Так, 21 октября он опубликовал открытое обращение к мэру Биржай Ируте Важене, в котором пишет, что СССР принес Литве только горе, а «оккупанты» никакие не «освободители». Он перечисляет ужасы, которые, по его мнению Литве принес советский режим, упоминает о ссылках и подавлении сопротивления так называемых «лесных братьев». Также он обратился к читателям своей странички в социальной сети Facebook он также указывает электронную почту мэра и просит своих читателей также направить ей письма с требованием снести памятник. По мнению политика, массовость ускорит принятие решения. Больше всего Масюлиса возмутила табличка на монументе, в которой отмечается, что этот памятник воздвигнут освободителям Биржай. Примечательно, что в 2007 году вся территория захоронения и памятник были отреставрированы на деньги, которые были выделены посольством России в Литве.
Но вернёмся захоронению воинов. В 10:00 началось их отпевание, которое проходило в . После отпевания, настоятель храма сего — священник иерей Олег Шляхтенко поблагодарил всех пришедших и обратился к ним:
Язычники и еретики говорят, о том, что есть люди, которые призваны к особой жизни, святости, каким-то особым тайным знаниям, так называемые, избранные, а есть люди, которые к этому не призваны. Нет. Господь всех призвал к святости, но есть те, кто сами отказываются от этого. Не хотят или ленятся, или по нерадению, но вот мы имеем свидетельство — людей, которые показали своей жизнью, что можно и нужно, что это возможно для каждого человека – жить ради других, служить другим всей своей жизнью, нести свой крест не унывая. Нести до самого конца, до самой смерти. Кроме тех людей, которых мы сегодня с вами отпевали, этих воинов, которые, конечно же, – герои-подвижники потому, что положили жизнь свою за других. Господь сказал, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Они именно это и сделали.
Есть и другие святые, которые не прославлены Церковью явно. Это наши современники. Оптинские мученики: иеромонах Василий, иноки Трофим и Феропонт, протоиерей Даниил Сысоев, пострадавший мученической смертью, воин Евгений, которого многие из вас тоже знают. Молодой парень, который до конца носил на груди крест, хотя мусульмане заставляли снять крест, отречься от Христа, заставляли и прочих молодых ребят, которые были рядом с ним. Все, кроме него и его друга отреклись, а он остался до конца и умер тяжелой смертью, но не унывает. Он остался верен Христу до самой смерти. И каждый из нас, братья и сестры, должен быть подобен им, не говорить, что мы не такие подвижники. Нам всем Бог дал силы. Если не хватает силы, мы можем черпать из бездонного, нескончаемого источника, который дает нам Сам Бог. Источника благодати, который есть Церковь. Как мы поем в песнопении: «Процвела есть пустыня, яко крин, Господи!» (Бесплодная языческая церковь – пустыня – процвела, как лилия, Господи). Если уж языческая Церковь, которая как пустыня процветает, а для нас это невероятно, чтобы пустыня процвела, как лилия, так вот, во Христе, каждый человек бесплодный, казалось бы, бездуховный, немощный, слабый, имея от Бога поддержку и питание благодатью Господней, может стать действительно подвижником. Это касается каждого из нас. Нам только надо научиться бороться со своими страстями, со своим нерадением, своей теплохладностью, равнодушием, как прочие подвижники боролись с невидимыми врагами, так и мы должны бороться со нашими невидимыми врагами, которые с нами борются и отрывают нас от Господа. Мы должны быть в вере подобны им – верными до самой смерти. Будем же таковыми! Будем черпать силы у Самого Господа, Который нам дает их в Причастии, исповеди, в Таинствах Церковных и будем воодушевляться примером тех праведников и тех героев, которых много было во время Велик Отечественной войны. Фактически, это весь наш народ. Примером этих людей будем тоже воодушевляться, чтобы и нам не унывать в нашей жизни, но стараться жить по-христиански. Ради чего они боролись? Они боролись за веру, Отечество и народ. Наш народ – русские люди – немыслимы без веры, без христианства. Достоевский говорил, если отнять у русского человека Христа, то он падет ниже язычника, можно сказать, что станет хуже скота потому, что забудет о всем том, что питает его русские корни. Мы это видим в современном мире, когда люди забывают, что есть народ, есть культура и всё это они переняли от Христа, от христианской веры, то, в конце концов, в нашем народе появляется какой-то разлом.
Будем же всё-таки, братья и сестры, верными Христу до конца.
Позже на кладбище, уже после погребения, иерей Олег Шляхтенко также обратился с пастырским словом к собравшимся:
Сегодня мы собрались перед могилой героев. Было много героев и они остаются потому, что у Бога нет мертвых, у Бога все живы и для нас очень важно, что все они, эти люди, в том числе те, которых мы отпевали сегодня, были разными, даже разных национальностей. Некоторые из них говорили на разных языках, но что-то их объединяло. Что-то в этой страшной войне соединило тех, которые боролись за одно. За одну страну, за свою культуру, за свою веру, за свой народ. И сегодня тоже мы все такие разные, люди разных возрастов, разного социального положения, разной языковой группы, разной, даже, может быть, национальности, разных народов, но все собраны около них. Они нас объединяют не только сегодня, но должны объединять всегда.
В истории мира, в истории наших стран было очень много страшных войн. И, конечно, Великая Отечественная война — Вторая мировая война — одна из них, одна из тех страшных войн, которая потрясла все человечество. Самое страшное в ней было даже не сама война, а то, с чем шли против всего мира враги, с какой идеей. Идея, в которой нет любви, нет жертвенности. Шли с идеей, желающей покорить себе все народы ради возвышения своего свобственного достоинства народного, своей национальности, своего языка. Все же остальные народы считались лишь служителями этого народа в лучшем случае. И ныне, когда мы с вами предстоим перед теми, кто боролся за единство всех наших народов, за нашу веру, за мир, за любовь между нашими народами, мы должны вспомнить об этом, если забыли. Должны помнить о том, и стараться в своей жизни не просто вспоминать, но жить так, ради чего умирали наши предки, наши воины, те герои и подвижники, которые за веру, за народ и Отечество, за всё, что наполняет всю историю нашего бытия положили свою жизнь, за то, чтобы мы сегодня могли жить. Мы об этом обычно всегда вспоминаем во дни победы и в другие памятные дни, но мы забываем о том, что эта война объединила всех.
Нам не нужна новая война, чтобы нам снова объединяться. Мы можем и без нее жить вместе, жертвуя чем-то своим, второстепенным, чтобы дружить друг с другом. Кому-то эти слова покажутся слишком жесткими. Я так говорю потому, что в нашей Литве среди русских мало того единства, которое хотелось бы видеть. Мало. И хотелось бы, чтобы вот такие моменты, когда мы собираемся перед павшими воинами или, если кто-то в интернете или других средствах массовой информации видит то, что кто-то собирается и считает себя русским, чтобы он вспоминал о необходимости этого объединения. Объединения не против кого-то, а за что-то, чтобы уметь жертвовать, как жертвовали герои войны. Жертвовать чем-то своим второстепенным ради идеи высокой, ради веры нашей. Поистине, самая сильная объединяющая сила — это вера людей и любовь, наполняющая сердца, но любовь без Бога не бывает истинной, искренней, не бывает настолько глубокой, потому, что первый подвиг смерти за людей показал сам Госодь Иисус Христос. Эти подвижники, эти герои, которых мы сегодня хоронили – они «повторители» этого подвига, конечно, не в той же степени, как Господь потому, что Богу никто не может быть подобен во всей Его полноте и Его существе, даже в Его жертве, но всё-таки они являются иконой Его подвига, Его жертвы. И мы должны быть сами достойны этой жертвы людей.
И потому я хочу вас сегодня призвать, братья и сестры, к тому, чтобы жить так, чтобы уметь искать это объединение и находить с другими. Без ненависти, но в любви, в самопожертвовании. Хоть сегодня на нашей земле нет войны, но война всегда идет в наших сердцах, война в идеологии, в идеологическом пространстве. Нашим детям, родным, нашему народу пытаются навязать определенные устои, которые не характерны для него. Например, пытаются навязать такую идею, что, если мы хотим вернуться к истокам, то должны вернуться к языческим истокам, но всё это ложь потому, что наши народы – и Литва, и Россия, и Белоруссия, и Украина — мы все выросли на христианских устоях. Только в них корни нашей культуры. Даже если человек является неверующим, он должен это понимать и признавать потому, что все, чем наполнена и литература, и поэзия, и музыкальные творения, и живопись, в самых лучших своих класссических проявлениях, корнем своим имеет именно христианские основы. Будем об этом помнить, братья и сестры, и искать объединение через Христа, Господа нашего, Который всех нас объединил в любви Своей.
Помоги всем Бог жить в любви и радости Божией, тогда и нас всех Господь объединит. Аминь.
Председатель организации проживающих в Литве участников Второй мировой войны, сражавшихся на стороне антигитлеровской коалиции, Юлюс-Лёнгинас Декснис обратился к собравшимся:
Я не могу не присоединиться к словам уважаемого священника. Всё, что я хотел сказать, он сказал, но хочу только дополнить вот что – мы смогли их здесь так почетно похоронить потому, что между нашими народами — народом Литвы, России, Белоруссии, Украины и другими народами, солдаты которых воевали в одной армии, было объединение против общего врага.
На пряжке у врагов был лозунг: «Gott mit uns». Это означает «Бог с нами». Нет, это неправда, не было у фашистов Бога. Они шли против Бога, шли с агрессией на народы всего мира. И тут я не могу не отметить такого вклада нашего литовского молодого государства, российского государства и других наших соседей. Мы смогли их здесь захоронить только благодаря усилиям всех этих структур.
Я недавно был в Невеле. Они тоже похоронили литовских воинов на кладбище в очень замечательном месте на горе около памятника 16 литовской стрелковой дивизии, бывших воинов литовской армии, старой армии, которая вошла в Советскую армию в свое время. В этом торжественном захоронении участвовали воины, представитель литовского войска, и там тоже был почетный караул, как и здесь. Очень хорошо, замечательно, что воины соответствующим образом присутствуют, чтят память тех, которые воевали за нашу общую победу, наши общие цели, направленные против фашистских захватчиков. Я выражаю благодарность всем вам, кто пришли на это торжество, а так же всем тем, кто здесь высказали и выскажут свое слово, российскому, белорусскому, украинскому, казахскому посольствам за принятое участие в этом торжестве, за ваше почтение тем, которые погибли при защите нашей любимой родины Литвы.
Спасибо вам, дорогие товарищи!
В заключении у могилы руководитель ассоциации военной истории «Забытые солдаты» Виктор Орлов также обратился к собравшимся:
От имени Литовской Ассоциации военной истории «Забытые солдаты», я искренне хочу вас поблагодарить за то, что вы приняли участие в этом торжественном мероприятии, отдали последние почести этим воинам. Со своей стороны я могу сказать, я много раз повторял эту фразу, она, можно сказать, уже избита: война не закончена пока не захоронен последний солдат. Для этих солдат война уже закончена, но для многих других она еще продолжается. Сейчас идет работа над тем, чтобы найти родственников этих солдат, чтобы они наконец-то узнали где они упокоены. Могу сказать, что родственники одного бойца уже найдены в Российской Федерации и они смогут в любое время приехать и поклониться могиле своего родного. И мы будем продолжать эту работу невзирая ни на что потому, что это наш человеческий и гражданский долг, независимо от национальности и гражданства.
И еще раз хочу от всего сердца, от всех своих ребят вас поблагодарить за то, что вы пришли и поддержали. Спасибо большое!
ИНФОРМАЦИЯ ПО ЗАХОРОНЕННЫМ ВОИНАМ:
|
Отчество |
Яковлевич |
|
|
Последнее место службы |
39 Арм. 275 ГСП |
|
|
Воинское звание |
гв. рядовой |
|
|
Причина выбытия |
умер от ран |
|
|
Дата выбытия |
||
|
Название источника информации |
||
|
Федосеев |
|||
|
Отчество |
Степанович |
||
|
Дата рождения/Возраст |
|||
|
Место рождения |
Алтайский край, Марушинский р-н, Банньковский с/с, д. Аникино |
||
|
Дата и место призыва |
Алтайский край, Марушинский РВК |
||
|
Последнее место службы |
|||
|
Воинское звание |
гв. рядовой |
||
|
Причина выбытия |
умер от ран |
||
|
Дата выбытия |
|||
|
Госпиталь |
469 ОМСБ 91 гв. сд |
||
|
Название источника информации |
|||
|
Номер фонда источника информации |
|||
|
Номер описи источника информации |
|||
|
Номер дела источника информации |
|||
Каждый раз, собираясь с собаками на прогулку, Ольга чувствовала тревогу, сердцебиение, дрожали руки. Постоянное, унизительное чувство страха стало причиной бессонницы. Уехать бы из душного, суетливого города, покинуть «каменные джунгли» городского Ада!
На свободу, где свежий воздух, в бескрайние поля, леса! Дышать полной грудью, валяться в душистой траве, купаться в озере, греться на солнышке! Обрести успокоение, чтобы душа, наконец, смогла расправить крылья.
— Мой внук астмой заболел из-за собак твоих! Умирает! — визг соседа прервал Ольгины грезы.
— В суд подаю! И добьюсь — собак твоих усыпят!
Суд состоялся — телевизионный… И Ольга его выиграла: выяснилось, что «умирающему ребёнку», было 25 лет и он попросту «косил» от армии.
И вот, наконец, долгожданная покупка домика с участком в 40 соток! Заброшенная деревня Игумново, Тульской области, где живут лишь несколько старух, да пара алкоголиков, находится в 160 километрах от Москвы. Не страшно, что нет водопровода, отопления, газа. Колодец в километре от дома — воду всегда принесем, есть электричество — кашу сварим. Зато гуляем по своей земле, и весенний воздух наполняет легкие, и голова кружится от восторга!
С продуктами — проблема: передвижная продовольственная лавка работает только летом, а зимой не всегда и на тракторе до деревни доберешься. Крупы и консервы привозил муж Вадим из Москвы.
Летом, когда Ольга появилась в лавке, её встретило грозное молчание местных старух.
Она давно заметила — с ней не общаются. Поджимают губы, смотрят с осуждением.
— Ишь, прикатила! Москвичка! Тут наша земля! Пришлые — не нужны! — зашипели бабки
— Людям жрать нечего, а она собак кормит!
Ольга вдруг физически ощутила тяжелую человеческую злобу, и невозможно стало дышать: она и здесь — не как все…
— Участковый сказал — вам продукты не продавать — собакам скормите, — торжественно объявила продавщица, — Ехайте в свою Москву — там покупайте!
— Да, я приказал! Я здесь власть и хозяин! — в лавке появился Вадим Родионов — хамоватый и наглый местный участковый.
— И собак твоих перестреляю! Так что, лучше убирайся, пока жива!
— Вот, и правильно! А мы ещё и красного петуха пустим! — ржали алкоголики.
Ольга молча покинула лавку. Да и что она могла ответить? Напомнить Писание: «Блажен, иже и скоты милует»? Православных подвижников, предпочитавших зверя накормить, нежели самому поесть?
Рассказать, как болит душа человеческая за все живое вокруг? За утопленного котенка, избитого, замученного щенка, бессмысленно срубленное дерево, загаженный мусором лес…
Разве поймут её те, кто милосердие возводит в разряд преступлений?
То, что случилось дальше, известно лишь со слов свидетелей трагедии.
13 февраля 2001 года соседи увидели, как из-под крыши домашнего приюта Клягиных валит дым. И мечется Ольга в дыму, собак выносит. Выбегает из дома, кашляя, с собаками на руках, под ногами, вышвыривает их подальше в снег. И снова в горящий огонь, чтобы успеть спасти ещё кого-то.
— Брось своих шавок, погибнешь! — кричали ей.
Но Ольга вновь нырнула в дом, за животными… И раздался хлопок, вышибло окно пламенем, рухнул дом, погреб под собой Ольгу, тридцать собак, десяток кошек и двух котят.
Двадцать собак все же удалось ей спасти. Так они и сидели на пепелище растерянно до приезда участкового Родионова.
Тогда-то он и убил первую — Рыжуху, защищавшую останки хозяйки.
Спустя два дня вернулся из Москвы Вадим — ему сообщили о трагедии через третьих лиц. Долго потерянно бродил по участку. Не смог он тогда увезти всех, спасенных женой, животных. Забрал малую часть, остальных запер в уцелевшем сарае.
— Присмотрите за ними, пожалуйста, — попросил соседей, — договорюсь с машиной, приеду через пару дней.
Но спасти их от местных живодеров не успел — опоздал на два часа.
Когда несколько собак, убежавших во время пожара, вернулись на пепелище, местные алкоголики злобно кривились:
— Оказывается, не все твари сдохли! — жажда крови переполняла упырей.
Ведь даже в трагической гибели, Ольга превзошла их своим жертвенным подвигом.
18 февраля, Родионов, собрав из соседних деревень охотников, устроил на участке Клягиных кровавую бойню.
Обложив собак, словно лютых хищников, десяток здоровых мужиков методично расстреливали, мечущихся в ужасе, пуделей, болонок и щенков. Били прицельно — в голову. Убить же запертых в сарае, и вовсе не составило труда.
Так погибли Милка, Хвост, Черныш, Верный, спасенные Ольгой дважды — от голодной смерти в столице и на пожаре в деревенской глуши…
Расследования дела не состоялось. Официальной причиной пожара была названа неисправность электропроводки.
Останки жены Родионов выдал Вадиму в картонной коробке и прах Ольги Клягиной был захоронен на Митинском кладбище в Москве. Ей было 49 лет.
«Блажен. Кто положит душу за други своя.»
Имя Ольги Клягиной почти забыто, хотя прошло с тех пор всего шестнадцать лет…